Балалайка — значит, Россия. Так во всем мире воспринимают инструмент, «открытый» в свое время Василием Андреевым. Этот музыкант, композитор, виртуоз-балалаечник 120 лет назад основал и первый в России оркестр русских народных инструментов. И вот уже больше 20 лет Государственным академическим оркестром им. Андреева руководит дирижер Дмитрий ХОХЛОВ.
- Дмитрий Дмитриевич, а правда ли, что на балалайке учился играть цесаревич Алексей, сын Николая II?
- Совершенно верно! Более того, царская семья сыграла в судьбе этого народного инструмента заметную роль — благодаря ей Европа впервые услышала балалайку. С помощью Александра III Андреевский оркестр — тогда еще кружок любителей игры на балалайке — поехал на Всемирную выставку в Париж, и результатом стал невероятный, грандиозный триумф! Ведь никто никогда раньше вообще не видел этих инструментов. А они, оказалось, так играют!
- Даже не верится, что в Европе каких-нибудь 100 лет назад балалайки в глаза не видели!
— Ее и на родине к тому времени почти забыли. Андреев вернул ее народу, сделал балалайку массовой, он организовывал учебные курсы и даже добился, чтобы игре на ней обучали солдат.
— Но как же в России забыли балалайку?
— Еще в ХVII веке вышел указ церкви о запрете всех народных инструментов. Их варварски сжигали, под страхом смерти запрещали изготавливать, мастерские уничтожали. Церковь признавала только вокальную музыку в церквях. А народное — все эти скоморохи, жалейки — все было запрещено. Этот указ нанес большой вред народной культуре. Так, прообраз балалайки — домра — был забыт, в XIX веке о ее существовании мало кто помнил. Андреев нашел изображение домры в старинной книге и восстановил инструмент. Но прежде он усовершенствовал балалайку.
— То есть балалайка ждала своего рыцаря?
— Да, Андреев понял, что в ней — настоящее, национальное. Но ему пришлось это доказывать! Передовая часть интеллигенции восприняла балалайку с восторгом, но многие в свете считали ее мужицким, низменным инструментом. Как, дескать, мы вместо итальянских опер пойдем слушать балалайку? Это шокировало. Но шокировало ровно до тех пор, пока Андреев не выступил за рубежом, где его оркестр имел колоссальный успех. И тогда на родине балалайку признали все: «Ну, как же! Балалайка — это же наше, русское!» И Андреев с горечью писал, что для того, чтобы стать признанным в России, нужно получить заграничную пломбу, то есть признание на Западе.
— Нет пророка в своем Отечестве?
— Именно так. С тем же самым спустя 100 лет пришлось столкнуться и нам, нынешнему составу оркестра. К нам относились в лучшем случае снисходительно, пока мы не поехали на большие гастроли — в Америку, Японию, Европу. И тут стали говорить: «Андреевский оркестр, балалайки — это, конечно, наша гордость!» Более того, в музыкальных школах обнаружился гораздо больший, чем обычно, приток детей на домру и балалайку!
— Говорят, что по всему миру пошла мода на русские оркестры?
— Это в основном любительские коллективы, они играют русскую музыку в меру своих сил, но с большой любовью. В Токио есть оркестр «Токийская балалайка». Он создан по образу Андреевского оркестра, только за инструментами сидят японцы. Японцы очень любят русскую музыку, и кроме оркестра у них есть хор «Березка», поющий русские песни. Это вызывает восхищение. Молодцы! В Америке есть Ассоциация домры и балалайки, есть оркестры в Дании, в Финляндии, Норвегии, а в Швеции их целых два.
— Молодцы шведы! Но вернемся к вашему оркестру — как складывается ваш репертуар?
— В первую очередь, это оркестровые обработки народных песен — начиная от простеньких гармонизаций, малых форм со времен Андреева, Николая Фомина, Бориса Трояновского и заканчивая остроумными и стильными обработками Александра Шалова, других современных композиторов. Затем — классика, переложения классической музыки, например Глинка, Чайковский, Мусоргский, Бородин. Это не симфонии, а картины, сюиты, более органичные для народных инструментов. Кроме того, мы играем и много зарубежной музыки — латиноамериканской, испанской, которая прекрасно звучит на русских инструментах. А как звучит итальянская! Да любая народная музыка, даже японская, подходит нашему оркестру. И, конечно, с нами очень любят петь вокалисты, они исполняют песни, арии, романсы.
— Это оперные певцы?
— В основном. Сегодня это практически все солисты Мариинского театра, многие солисты Большого театра. А началась традиция с Шаляпина, который был другом Андреева.
— И все-таки вас зачастую относят к фольклорному ведомству?
— Да, случается и такое. Когда импресарио узнает, что у нас в оркестре балалайки, он говорит: «А-а, так вам в фольклорный отдел!» Но мы не выступаем в народных костюмах, не играем на свирелях и дудках. Мы работаем в области серьезной классической музыки, выступаем на лучших сценах, в филармонических залах. Фольклор является лишь одной из составляющих нашего репертуара. Сложность в том, что таких оркестров в мире практически нет, кроме нескольких российских. Поэтому нам непросто и с репертуаром, и с публикой, которая часто не знает, что ее ожидает на нашем концерте.
— Какая публика приходит вас слушать?
— Практически любую публику наш оркестр на гастролях приводит в восторг, они не знают, с чем нас сравнить, потому что это необычно, интересно. Но для менеджера, который нас приглашает на гастроли, это большая проблема: как он объяснит людям, что это за оркестр? Если приезжает Берлинская или Новосибирская филармония, все знают, что за оркестр приедет, какую музыку будет играть, Бородина, или Бетховена, или Листа. А что такое Андреевский оркестр, надо как-то объяснять. Значит, нужны дополнительные расходы на рекламу, и немалые…
— Гастролируете часто?
— Всегда с удовольствием, но меньше, чем хотелось бы. Это, конечно, тяжелый труд и ответственность колоссальная. Помню, наши первые большие гастроли по Японии. 18 концертов, и каждый — как экзамен. К десятому чувствуешь, что нервы уже на пределе. С годами, разумеется, привыкли, поняли, как надо рассчитывать силы. Гастроли — это всегда масса впечатлений, новые люди, города, встречи. Однажды ездили в Африку, и там я пытался найти народную музыку, чтобы сыграть ее нашим оркестром. Но так и не нашел.
— Только какие-нибудь там-тамы?
— Да, у них в основном ударные. Ритмы — очень интересные. А музыки как таковой, к которой мы привыкли, в которой есть мелодия, гармония, практически нет. На Кубе же, напротив, присутствует сплав и африканских ритмов, и поразительных мелодий, и гармоний. В Японии меня заинтересовал народный инструмент кото. Звучание его несколько сродни нашим гуслям, а на пальцы надевают специальные коготки, чтобы щипать ими струны.
— Вы так рассказываете, что хочется тут же начать учиться. Хотя, подозреваю, что это не так легко, как кажется?
— Нет легких инструментов, как нет хороших или плохих. У кого к чему душа лежит! Вот многие думают, что легко играть на гитаре, так здорово — трень да брень. А взял в руки инструмент и понял, что все не так просто.
